– Я хотел бы узнать, на каком мы этапе. Что там с нашим контрактом?

– Ну да, – ответил Макфарланд. – Я и сам как раз собирался звонить вам по этому поводу.

– Ну так что?

– Видите ли, – Макфарланд шумно перевел дух, – когда мы обсуждали с вами контракт, мы не знали, что «Стрэттон» продается. А раз ваша компания выставлена на продажу, это меняет дело.

– «Стрэттон» продается? С чего вы это взяли? – стараясь говорить спокойно, спросил Ник.

В начале своей карьеры Ник думал, что руководителям не нужно лизать ничью задницу, и эта перспектива его прельщала. Однако со временем он понял, что над любым руководителем нависает задница руководителя более высокого ранга…

– Дело в том, что Хардвик всегда очень заботится о том, чтобы мы сотрудничали только с компаниями, способными в дальнейшем обслуживать оборудование, которое мы у них приобретаем, – говорил Макфарланд. – А раз вы продаетесь, о каком обслуживании может идти речь?

Ник был ошеломлен услышанным, но твердым голосом заявил:

– «Стрэттон» не продается.

Некоторое время Макфарланд молчал, а потом негромко сказал:

– Прошу вас никому не говорить о том, что я вам сейчас скажу. Так вот, в Гонконге мы пользуемся услугами той же самой юридической фирмы, что и «Фэрфилд партнерс». Вот мы и узнали…

– Это ерунда какая-то!

– Для нас – нет.

– Но послушайте же! Я все-таки генеральный директор корпорации «Стрэттон». Если бы она продавалась, я бы наверняка об этом знал. Как вы думаете, а?

– К сожалению, совершенно неважно, как и что думаю об этом я.

Страшнее всего было то, что Макфарланд говорил вполне сочувственно, тоном врача, сообщающего любимому пациенту о том, что его болезнь неизлечима.

8

В половине одиннадцатого Марджори высунула голову из-за перегородки.

– Напоминаю, что в половине первого вы обедаете с Родриком Дугласом из торгово-промышленной палаты, а сразу после обеда у вас совещание с руководством отдела по развитию бизнеса.

Повернувшись на стуле к окну, Ник рассеянно бросил:

– Хорошо. Спасибо.

На улице светило солнце, голубело небо, легкий ветерок шевелил на деревьях листочки. Самолет прочертил небо белой полоской.

Вот уже семь дней Эндрю Стадлер был на том свете.

При этой мысли Ник вздрогнул, словно из окна потянуло ледяным холодом. Он вспомнил тонкие черты лица Кэсси Стадлер, казавшейся ему очень хрупкой, словно сделанной из фарфора.

Вспомнив, сколько боли было у нее в глазах, Ник, не задумываясь, набрал номер Кэсси Стадлер.

– Алло? – сонным голосом сказала Кэсси.

– Это Ник Коновер. Я вас не разбудил?

– Разбудили? Нет. Я… А сколько сейчас времени?

– Все ясно. Я все-таки вас разбудил. Извините. Сейчас половина одиннадцатого. Спите дальше, не буду вам мешать.

– Нет-нет! – тут же воскликнула Кэсси. – Очень хорошо, что вы позвонили. Знаете, насчет вчерашнего…

– Кэсси, я позвонил, чтобы узнать, как вы себя чувствуете. По-моему, вчера вам было очень плохо.

– Может, сначала и было, но когда мы поговорили, мне стало гораздо лучше.

– Ну вот и отлично.

– Если хотите, приезжайте ко мне обедать.

– Сегодня?

– Ой, извините. Я сама не знаю, что говорю. Вы же директор крупной компании, у вас все обеды наверняка расписаны на десять лет вперед.

– Вот и нет, – ответил Ник. – Мой сегодняшний деловой обед только что отменился, и я собирался есть сэндвич у себя за рабочим столом… Вместо этого я с удовольствием приеду к вам.

– Да? Здорово! Вот только…

– Знаю. У вас пустой холодильник.

– Увы, но это так. Чем же я буду вас угощать?

– Я куплю что-нибудь по дороге. Увидимся ровно в двенадцать.

Повесив телефонную трубку, Ник пошел за перегородку к Марджори.

– Отмените, пожалуйста, все мои деловые встречи на сегодня, – попросил он.

– Что, обе?!

– Да.

– Да вы прогульщик! – улыбнулась Марджори. – Но какой сегодня прекрасный день! В детстве даже я, наверное, прогуляла бы уроки!

– Да нет, мне просто обязательно надо съездить в одно место.

9

Дом на 16-й Западной улице в Стипльтоне показался Нику еще меньше, чем был вчера. Он выглядел почти миниатюрным кукольным домиком. Два этажа. Стены отделаны чем-то белым – алюминием или пластиком. Чтобы понять, нужно было подойти и постучать пальцем. Черные ставни на окнах казались какими-то маленькими, несерьезными.

Ник заехал в супермаркет и теперь звонил в звонок с двумя коричневыми пакетами в руках. Внутри дома зазвенели колокола.

Прошло с полминуты, прежде чем Кэсси отворила дверь. На ней была черная вязаная кофточка без рукавов и узкие черные брюки. Ее бледное и грустное лицо было очень красиво. На губах была помада странного оранжевого оттенка, который тем не менее ей очень шел. И вообще у Кэсси был отдохнувший, посвежевший вид.

– А я-то думала, что вы пошутили и не приедете, – сказала она и проводила Ника в гостиную через прихожую мимо вазы с сухими цветами и вышивки на стене. В гостиной играла музыка. «Одна, всегда одна…» – пел низкий женский голос. Кэсси поспешила убрать звук.

Ник стал выкладывать купленные продукты: хлеб, яйца, сок, молоко, минеральную воду, фрукты, пару бутылок холодного чая.

– Вот, пожалуйста, – проговорил он, с важным видом выкладывая на бумажные тарелки сандвичи. – С индейкой и с ростбифом.

Кэсси с сомнением покосилась на ростбиф.

– В ростбифе слишком много крови, – сказала она. – Мне больше нравится хорошо прожаренное, испеченное до хрустящей корочки мясо.

– Хорошо, – согласился Ник. – Тогда я буду ростбиф, а вы берите индейку.

Некоторое время Ник и Кэсси молча жевали. Потом Ник, стараясь скрыть смущение, стал аккуратно свертывать бумажные салфетки. Кэсси допила почти весь холодный чай и вертела в руках пробку от бутылки. Молчание стало неловким, и Ник уже раскаивался в том, что приехал. Он судорожно придумывал, что бы сказать, но Кэсси его опередила:

– Какой только полезной информации не почерпнешь на пробках. На этой, например, написано, что самой последней в английском алфавите появилась буква «z».

Ник судорожно подыскивал ответ, но Кэсси продолжала сама:

– Спасибо, что навестили меня, оторвав время от управления одной из крупнейших американских компаний.

– Благодаря вашему приглашению я сумел отменить невероятно скучный бизнес-ланч!

– Я помешала вашей работе?

– Ни в коем случае. Я был рад улизнуть.

– А вы меня вчера очень удивили.

– Чем?

– Никакой вы не Ник-Мясник. Чего только не выдумают люди! Впрочем, как понять чужую душу, когда и в тихом омуте…

– Можно искупаться жарким днем?

– Что-то в этом роде… А иногда случается встретить человека на грани отчаяния, и как тут не протянуть ему руку?

– А мне не кажется, что вы на грани отчаяния.

– Я не о себе. Я – о вас.

– Что? – покраснев, спросил Ник.

Кэсси пошла ставить чайник.

– Мы оба пережили утраты, – сказала она от плиты. – Рильке [38] писал, что потеря близкого человека похожа на непреодолимый замкнутый круг.

– Ну да, – пробормотал Ник. – Помню, в детстве у меня был большой блестящий циркуль…

– До знакомства с вами я считала вас типичным директором. А знаете, кто вы на самом деле? – спросила Кэсси, глядя Нику прямо в глаза. – Вы семьянин до мозга костей.

– Скажите это моему сыну, – поперхнувшись, проговорил Ник.

– В его возрасте тяжело потерять мать, – негромко сказала Кэсси и достала из шкафа чайник и кружки.

– Терять мать тяжело в любом возрасте.

– Представляю, как вы теперь нужны вашему сыну.

– У меня складывается совсем обратное впечатление, – с горечью в голосе пробормотал Ник.

– Он чувствует себя одиноким и злится за это на весь мир. Вот и вам достается от него за компанию, – опустив глаза, проговорила Кэсси. – Но у вас все будет в порядке, потому что вы любите друг друга, и вы – одна семья.